Книга Остальные здесь просто живут  - Патрик Несс

в которой Сатчел и остальные хипстеры проводят душещипательный поминальный обряд по Керуаку, бросая в озеро камни; Сатчел уходит одна в лес, берет в ладонь амулет и вдруг видит самого красивого парня на свете; ее находит Дилан; он хочет поцеловать ее, но, хотя его губы пахнут медом и органическим маслом пачули, Сатчел отталкивает его и рассказывает о том, что сообщил ей амулет; «Бессмертные прибыли», – говорит она.

В понедельник я не иду в школу. Благодаря Джареду я чувствую себя гораздо лучше, но у меня по-прежнему сломан нос, а под глазами фингалы. Грех не воспользоваться таким уважительным поводом остаться дома.

Телефон все еще сокрыт в недрах раскуроченной Хенниной машины, поэтому Мэл звонит мне на городской: Джаред тоже не пришел. То ли восстанавливается после исцеления, то ли пытается тайком пролезть в палату к Хенне.

– А сейчас без паники, понял? Умер еще один хипстер. Керуак Бьюкенен. Это его папу мы вчера видели в больнице.

– Черт… Мы с Керуаком вместе на американскую литературу ходили.

– В общем, у нас очередное нашествие нечисти. Теперь уж точно. Надеюсь, в этот раз без жести обойдется…

– Осторожней там.

– Вряд ли осторожность тут поможет. Ты – самый осторожный человек на свете, но чуть не пал жертвой оленя.

– Я не самый осторожный…

– Папа еще дома?

– Не, смылся на работу часов в восемь.

– Надо отдать должное его силе воли.

– Силе воли? Я думал, что у алкашей ее как раз нет.

– Наоборот. Поверь мне на слово. Ты ничего не можешь с собой поделать, но постоянно прилагаешь неимоверные усилия.

Когда она вешает трубку, я звоню Джареду, но на мобильном у него голосовая почта, а дома никто не снимает трубку. Звонить больше некому: остальных номеров я наизусть не помню, это мой предел. Интересно, удастся ли вообще вернуть телефон… И что, кстати, случится с бедным оленем? Его кто-нибудь съест? А рука у Хенны восстановится? Что мне делать со шрамом? Почему Хенна перед самой отключкой произнесла мое имя? Почему она думает, что на самом деле я ее не люблю?

Уже не раз я задавал себе вопрос о собственной ориентации. Может, где-нибудь в глубине души я тоже гей? В конце концов, мой лучший друг гей, мы с ним пару раз дурачились. И я, кстати, не просто с закрытыми глазами лежал. Мне понравилось. Рядом с Джаредом мне так спокойно, что желание помочь друг другу выпустить пар кажется вполне естественным. Он-то думает, что дело в его божественном происхождении. Люди не могут устоять перед Богами. Ну, не знаю… По-моему, он просто клевый.

И еще я уверен, что Джаред не испытывает ко мне чувств. Он сам однажды так сказал – боялся, что я себе напридумываю всякого и обижусь или испугаюсь. Я-то и не думал обижаться. В общем, да, тут все малость сложновато, и было бы странно, если бы я ни разу не задавался этим вопросом.

Но мне снятся девчонки. Ну, вы поняли. И когда я время от времени… разговариваю с собой по душам, тоже представляю девчонок. В Интернете я ищу их фотки, и у меня уже было две девушки. Девственность я потерял в десятом классе, с Ванессой Райт (и я тоже был у нее первым). Мы потом еще встречались какое-то время и до сих пор дружим. А в прошлом году я встречался с девчонкой по имени Дарлин, официанткой из «Гриллерз». Она была классная и симпатичная и ужасно смутилась, когда заразила меня лобковой вошью (она ей досталась от бывшего парня). Настолько смутилась, что уволилась с работы, представляете. Я бы не стал ее парить по этому поводу; крем быстро помог, и даже мама не слишком кипятилась, ведь в остальном я соблюдал все меры предосторожности. Ее куда больше напрягло, что Дарлин уже двадцать семь, а мне – шестнадцать. В общем, не знаю, я иногда веду себя очень глупо.

Ну и, конечно, есть Хенна. Я уже несколько лет мечтаю о том, как мы будем вместе. Поженимся, купим дом, будем путешествовать, детей заведем. Конечно, она тоже появляется в моих фантазиях, не без этого. Но я всегда думаю о ней очень уважительно… ну, вы поняли. Вы тоже так делаете. А когда я это делаю, то всегда представляю нас вместе. Мы вроде как заодно, одна команда, двое против всех. И вместе нам так хорошо, что ничего больше не нужно.

Я представляю ее своим другом.

Подумаешь, я никогда не испытывал этого чувства в животе, о котором она говорила! Люди-то все разные.

Я ее люблю. Очень.

Да ведь?

Битый час я считаю и пересчитываю все элементы деревянных панелей у нас в гостиной, а потом выметаюсь из дома.

Медбрат – то есть я точно не знаю, медбрат он или кто, может, в домах престарелых вообще нет медработников, но одет он как медбрат, – ведет меня по коридору к бабушкиной комнате. Я нечасто здесь бываю и, кажется, чувствую легкое осуждение с его стороны.

– Мэгги? – сперва тихо и ласково, потом чуть громче говорит медбрат: – Мэгги.

Бабушка обращает на нас пустой взгляд. Она меня не узнала.

– Мэгги, к вам пришел внук.

– Филипп?

Вы, верно, подумали, что Филиппом звали ее мужа, или отца, или еще кого, но нет, мы не знаем, кто это такой. И бабушка вроде тоже не особо знает.

– Нет, бабуль. Это Майкл.

– Где ты пропадал, Филипп? – со слезами на глазах спрашивает она.

– Мне остаться? – спрашивает медбрат. Очень мило с его стороны.